ПАМЯТИ ВОЛОДИ ВЕРШИНИНА, ГЛАВНОГО "ПАНОРАМЩИКА"...

 Вчера Соня Табаровская прислала  электронное письмо из Хьюстона: «Привет, Саша. Ты знаешь, что вчера умер Володя Вершинин. Вот такая жизнь... Жаль....»

«Такая вот жизнь…»

 Сколько искренней жалости в этих словах. А ведь Соня  не была свидетелем того, как подло оборвали журналистскую судьбу Володи, который так много сделал для многих на НСТ (Новосибирской студии телевидения) – ГТРК «Новосибирск», выпестовав из них журналистов.

         Когда я пришёл в ноябре 1979 года по направлению тогдашнего руководителя телестудии Глеба Никодимовича Шляка, в Главную редакцию информации, её  возглавлял Вершинин. А Шляку меня, оставшегося без работы в результате партийных интриг первого секретаря Колыванского райкома партии, который не хотел отпускать меня из района, рекомендовал завотделом пропаганды и агитации обкома партии Геннадий Иванович Аверьянов. Поэтому в редакции меня ожидал тихий бойкот и безработица – как «ставленника обкома».

Но начались полевые работы, Вершинин послал меня в командировку, и когда я ему привёз воз и маленькую тележку оригинальных репортажей, всё стало на свои места. На шесть лет я стал главным аграрием в «Новостях». А поскольку между командировками работал также  по городу, то были случаи, когда в одном выпуске «Новостей» шли два, а то и три моих материала. Вершинин уважал тех, кто умеет работать, хотя из-за мягкого своего характера лодырей терпел. У него был редакторский дар, он умел править тексты точно и умно. И ему были дороги зрители, новосибирцы. А главное – у него был дар товарищества. Казалось, что в телерадиокомитете у него все друзья. Но самыми близкими для него были люди из его коллектива.

Он не был идеальным руководителем – будучи дотошен как редактор, он был рассеян и несобран как организатор. Его стол был завален бумагами с планами, заявками на съёмку, дикторскими папками с текстами старых и новых выпусков, гонорарными ведомостями и кипами газет.  Из-за чего заявки на съёмку порой терялись, и журналисты начинали паниковать. Весной к этому добавлялись  его хлопоты с рассадой, а летом – его утренние задержки с дачи.

Он редко выезжал на съёмку сам – всё-таки было много работы по выпуску новостей, а они шли по двум каналам – второму и третьему. И уходил из редакции позже остальных, у которых был почти свободный график посещения. Но однажды в апреле вся ГРИ заболела, и мы с Володей остались вдвоём. Пришлось разделить ношу пополам: день он сидел на формировании выпуска, сборе устных информаций, а я носился по городу с кинооператорами и сдавал кинорепортажи (на чёрно-белой киноплёнке) в эфир, затем мы менялись. Мы продержались две недели! И это ещё больше сплотило нас.

Вершинин любил живые  человечные материалы, но тогда главные новости по большей части были официальными. Помню, он вызвал меня: «Завтра на речном вокзале открывается традиционная областная сельхозвыставка. Они из года в год повторяются, неинтересны, поэтому сними только один репортаж об официальной церемонии». Я привёз ему сразу три, или четыре. Он прочёл тексты: «Надо же как интересно! Там ещё есть?» Я привёз ещё штук семь.

В начале 1985-го он предложил мне должность старшего редактора и своего  заместителя. «Понимаю, что будет трудно – ты каждый день ездишь из Колывани, или неделю в командировке. Я тебя буду подстраховывать». В обязанности старшего входило оформление заявок на съёмку, согласование с цехом кинопроизводства расписания работы кинооператоров, а с гаражом – водителей. Плюс дежурство на производстве выпусков новостей. Была ещё проблема: последний автобус на Колывань уходил иногда раньше, чем заканчивалась репетиция в студии. Часто и здесь Вершинин подменял меня.

Тем летом он забрал дочь Аню (Татьяна Вершинина работала в другой редакции) и отправился в отпуск. А лето, как известно, не сезон событий и новостей, надо было добывать материалы. Я собрал журналистов: «Вы знаете все предстоящие мероприятия по своему направлению. Поэтому никаких ежедневных заявок, составляйте их на неделю». Собранные заявки свёл в единую на неделю и вывесил на всеобщее обозрение. В редакции наступили спокойные дни. Журналисты, кинооператоры, осветители, водители  – все знали когда, куда и с кем едут. На пожарный случай у меня был резерв. Через четыре недели Володя вернулся, и всё снова закружилось, завертелось в суматохе. Ну не мог он иначе, он же не был, как я инженером!

Вскоре я пришёл к нему просить досрочно отпуск: моя Татьяна  боялась, что из-за тяжёлого бремени близкие роды начнутся раньше. Володя отговаривал, мол, всё обойдётся, а эта неделя мне после рождения ребёнка больше пригодится. Так оно и получилось, но зато я провёл спокойную недельку с женой.

А в октябре я пришёл к нему прощаться: меня пригласили редактором районки в Болотное и сразу давали квартиру. Володя был мрачен, отговаривал, но механизм уже вертелся. Через месяц после моего ухода телерадиокомитету выделили квартиры в  «Кристалле» – и моя квартира уплыла другому.

В начале 86-го Вершинин позвонил мне в Болотное: «Шура, пришли мне такие-то документы» – у него возникла идея представить меня на награду по итогам пятилетки. Видимо я  подходил под разнарядку – молодой коммунист, самый продуктивный журналист, постоянно перекрывавший планы, общественник, к тому же награждённый вместе с Володей Марсаковым грамотой обкома партии за два года ведения специальной программы «Зимняя вахта животноводов» – это были зимы страшной бескормицы после засухи. В мае ко Дню работников радио вышел указ, но меня в числе награждённых не оказалось – видимо, на студии решили меня не представлять, ведь я на ней больше не работал.

Володя всегда знал, что я вернусь на телевидение, и не давал мне заржаветь, присылал  кинооператора, и мы в районе делали репортажи для «Панорамы».  В 1990 году в ряде районов области начались расправы партийных вождей над редакторами.  Попал в этот ряд и я, начавший серьёзные реформы в редакции газеты «Путь Ильича». Руководителям райкома  и райисполкома не нравилось, что главными авторами в ней стали граждане, которые начали спрашивать с них за демагогию, нежелание проводить реальную перестройку, за сомнительные дела и решения. К тому же журналисты  редакции вздумали войти вместе с ними в число учредителей газеты, а это – конец начальственному диктату. Меня собрались исключать из партии, но болотнинцы вышли на митинг в мою поддержку. И здесь Вершинин вновь постарался мне помочь: во время прямого эфира с новым первым секретарём обкома В.П.Мухой от него прозвучал вопрос: «Почему начались расправы над редакторами в районах? Мы не знаем других, но отлично знаем Верина – это настоящий коммунист, принципиальный и честный». Муха что-то произнёс о необходимости компромисса, хотя мне уже откровенно грозили по телефону расправой какие-то армяне, крутившие с начальством тёмные дела.

Вернулся я в родную студию в мае 1991 года. До этого два года мы с тогдашним председателем ГТРК «Новосибирск» В.В.Кашкалдой вели разговор  о создании новой программы для сельских жителей. «Да, – говорил я, – «Сельский час», который вы закрыли,  был неинтересен, там одни чиновники красовались. Но начинается очень тяжёлое для селян время, их надо поддержать».  Вершинин  встретил моё появление извинением: «Шура, у меня только ставка простого редактора». Такой вот был человек.

«Панорама», которая до моего ухода была 45-минутным пятничным выпуском в записи, причём репортажи мы снимали на дефицитной  цветной киноплёнке, стала творческим объединением с ежедневной программой вместо «Новостей». И тогда уже Вершинин полностью реализовал моё давнее предложение отказаться от дикторов, вносящих официоз даже в живые материалы, а  сделать ведущими журналистов. Володя привлёк в «Панораму» Софью Табаровскую, вернул Муренко, с которым когда-то расстался из-за лени Игоря, отыскал новичков Ларису Романову, Сергея Плисака, Володю Бекасова, Алексея Самолётова, Лену Исюк и других. Вскоре они стали, как ныне модно говорить, звёздами эфира. Кто-то из них  по молодости лет отнёс это к собственным заслугам, хотя на деле редакционную политику формировал, конечно же, Вершинин. И то, что «Панорама» стала приносить доход от  рекламы,  тоже результат грамотной его политики. Кстати, в отличие от сегодняшних начальников, Володя щедро делился с коллективом, выдавал премиальные, оплачивал наши домашние коммунальные расходы.

В августе случился ГКЧП, и вокруг студии впервые заходили гневные коммунисты с лозунгами «Долой Тельавидение!» Пикетчики прорывались к Вершинину и орали всякую чушь – это было несправедливо, даже подло по отношению к человеку, который сделал настоящую народную передачу!

В сентябре 1992 года меня вызвали из отпуска – наконец-то было принято решение о создании «Просёлков». Мы были единственным приложением к «Панораме», которое работало на киноплёнке – все остальные перешли на видео. При этом мы обязаны были сдавать из командировки репортажи в «Панораму», а это означало, что режиссёры разрывали плёнку на части, выбирая куски, потом её раза три прогоняли через проектор на репетиции и эфире. И нам на монтаж оставались лохмотья.

Мне пришлось повоевать за независимость, тем более что либеральствующие молодые ведущие могли  брякнуть в эфире комментарий, идущий вразрез с тем, что говорили в сюжете мы, познавшие жизнь. Как однажды Бекасов заявил: «А я считаю, что только фермеры накормят страну». За что и получил от Вершинина: «Если считаешь, докажи материалом. А то, что ты сделал, – вне рамок профессиональной этики редакции». 1 апреля 1993 года нас вывели из «Панорамы» в творческое объединение «Просёлки», но Вершинин всегда был рад взять в свой выпуск наше видео (я нашёл спонсора, который купил нам бытовую видеокамеру).

А потом ему предложили стать замом председателя ГТРК по телевидению. Я пытался его отговорить, прекрасно понимая, что это не его призвание, что лучше остаться в «Панораме», ради которой он живёт и работает. Но он пошёл, и вскоре его «съели». 

Вершинина суд восстановил на работе, но Татьяна решила увезти его и Аню в родной Ленинград, ставший С-Петербургом. Работая в Югре, я с ней несколько раз созванивался, интересовался, чем Володя занимается. «На даче работает»,– отвечала она. Отрёкшийся император Диоклетиан, отказавшийся вернуться к власти,  ответил посланцам, что если бы они видели капусту, выращенную его собственными руками, то перестали бы его уговаривать. Вершинин повторил его судьбу, став огородником.

 Хотя он не заслужил такого финала. Потому что в отличие от многих бывших коллег по телевидению остался порядочным человеком до конца. Жаль, но таких у нас больше не делают.

Светлая память тебе, светлый товарищ!

И спасибо за то, что ты таким был!

Александр ВЕРИН,

ветеран журналистики, поэт, писатель

29 апреля 2016 г.

Пока я писал эти воспоминания, Соня Табаровская прислала новое сообщение:

А я поместила на ФБ прощальный снимок в редакции перед своим отъездом и написала: Сегодня утром в С-Петербурге умер Володя Вершинин - мой главный редактор информационной программы "Панорама". Да что ж за время-то такое наступило! И как же мы не повидались с Вовой?!! Всех разнесло по белу свету! Наших дорогих и любимых друзей, страстно преданных тогдашнему телевидению, любовно и нежно относящихся к телезрителям, к их проблемам и судьбам, к городу. Студия Телевидения на Римского-Корсакова, 9, Новосибирска. Вова, спасибо тебе огромное, что пригласил в свою информационную ежедневную программу "Панорама" в то горячее перестроечное время! (как хорошо, что не раз говорила тебе слова благодарности и ты знал!). Вова, Вова... Какое было время золотое! Как мы носились на съемки, какой ты был принципиальный, строгий, справедливый, веселый любитель огородов: у нас в редакции по весне Володя рассаду высаживал в ящиках на подоконниках. Кому-то такое не нравилось, но то был Вова Вершинин! На снимке наша редакция в мой последний день пребывания на Студии перед отъездом в США... Вова сидит в кресле. Улыбается. Он всегда так... улыбался... Наш прощальный снимок во всех отношениях...

Там хорошие отклики на мои слова, а я добавила: Спасибо вам всем. Когда мы решили уехать, я сказала о решении Володе и руководству Студии перед тем, как подавать документы на выезд. Сказала, может, мне уволиться, чтобы не было "пятна" на студии и на редакции. Вова сказал: "Нет, оставайся и работай! Там беженцев в Италии полно. Сиди здесь". Не уволили (в эфир не разрешили выходить, но то были законы такие, от Володи не зависело). Володя всегда доверял мне вести передачи живьем, без предварительной записи, когда была необходимость. И когда я уехала, мне приснился сон: я прихожу на Студию ТВ, захожу в ту студию, откуда мы вели Панораму и вдруг Вова мне говорит, садись, сейчас выход в эфир. Как, я ж из Америки, и вот так просто без цензуры я - в эфир?! И (наверно, от страха) проснулась.... Вова, Вова....