ДЕЛО СОЛОДКИНЫХ-АНДРЕЕВА: ШАГ ДО ПРИГОВОРА... Часть III

Александр КАРЕЛИН: «СОЛОДКИНА ВСЯ СТРАНА ЗНАЕТ»

Интервью с депутатом Государственной Думы РФ, трёхкратным Олимпийским чемпионом.

  - Александр Александрович, в 2010 году, после задержания Солодкиных, вы подписали обращение в суд, в котором просили применить в качестве меры пресечения подписку о невыезде. В том числе вы были готовы лично поручиться за Александра Наумовича. Что вас тогда побудило занять такую позицию?

  -- Во-первых, мы с ним знакомы давным-давно – так, для начала. Во-вторых, Александр Наумович спорт развивал, физическую культуру. Я знаю его позицию по Первомайке, когда они ещё начинали в баскетбол там играть, в заводские юные годы, «звонкие и весёлые». Знаю отношение к нему и баскетболистов, не только здесь в Новосибирске.

  Знаю, конечно, и Сан Саныча /Солодкина-младшего – ред./ хорошо очень. Подписался не потому, что это какая-то «командная» солидарность, околоспортивная. А потому что и тогда, и сейчас убеждён, что он никуда не собирался уезжать, скрываться, противодействовать ходу следствия.

  - То есть вы понимали, что Александр Наумович человек не криминальной направленности?

  - Криминальной направленности? (Смеётся.) Это вопрос такой, чувствуется ваша специализация… Нет, я в эту сторону даже не думал. Я знаю, в какие сложные периоды он возглавлял областной спорт. Когда не было тех возможностей, которые сейчас, даже в кризисные времена, у нас есть. Тогда вообще ничего не было – состояние растерянности совершенной. И то, что он не бросил и клуб, продолжал поддерживать ветеранов, не только баскетбола, то, что он знает без ежедневников всех деятелей спорта, неважно, в отдалённом Кыштовском районе или речь идёт о ком-то из корифеев. Конечно, для меня он человек спортивный, с традиционно звонким еврейским юмором (в данном случае особенно звонким). И, конечно, человек с огромным кругом общения. «Криминальному» здесь места не находится, в восприятии моём. И тогда, и сейчас.

  То, что касается непосредственно Александра Наумовича… Когда, например, разваливался стадион «Заря», когда разваливался «Сибсельмаш», как клуб по русскому хоккею, и только потом уже стадион, тот же Сан Саныч (я имею в виду теперь уже Трунова) был один из тех, кто помогал. И никто там особо не брезговал, когда он приходил зарплату команде закрыть или не давал забору на стадионе упасть. Конечно, Александр Наумович, как человек благородный, не мог бы сказать: вот, здесь ты можешь помогать, а ко мне ты не подходи, потому что «про тебя говорят». То, что он был знаком с ним и со многими другими, это очевидно, и никто не скрывает. Но то, что он не был там у них руководителем или «патроном», или ещё кем-то – это также очевидно вообще. Они разные совершенно люди… Совершенно разные.

  - После почти трёх лет судебного следствия для нас совершенно понятна невиновность подсудимых по всем предъявленным эпизодам. А ваша личная позиция не изменилась?

  - Должен сказать, что кроме ходатайства об изменении меры пресечения и поручительства я направил, как депутат, около десятка запросов и обращений в федеральные и местные правоохранительные органы, в Следственный комитет. И стиль ответов говорил о том, что никто там сильно не разбирался. Никакой аналитической работы я не увидел в ответах на мои обращения. Поэтому скажу, что я не настолько погружён внутрь судебного процесса, но то, что вокруг этого происходит, что говорят люди, которые относятся к истеблишменту (мне это слово не нравится, я просто хотел сократить), кто всё это обсуждает, кого это касается…

  С одной стороны, «дело Солодкиных» на повестке, и даже те, кто уехал из Новосибирска и связаны уже с другими городами, каждый раз, встречаясь, спрашивают: «Как там дела у Наумыча?» (они, конечно, знают, прежде всего, Александра Наумовича), «как здоровье у Наумыча?», «какие перспективы?» – на протяжении всех этих более чем пяти лет. А с другой стороны, стилистика однобокой подачи прессы ведь не изменилась? Даже в этом такое тенденциозное отношение к происходящему, точнее, демонстрация этого отношения.

  - Но здесь отношение не столько журналистов, что с них взять, сколько редакторов, которое тоже продиктовано со стороны правоохранительной системы. Ну, или отдельных её представителей…

  - Каждую систему люди составляют. Я человек государственный, да. Правильно говорить не о системе, а о конкретных персоналиях.

  - Тогда вопрос к человеку государственному. Можно ли расценивать «дело Солодкиных», как одно из заказных дел?

  - Думаю, я ничего нового вам не скажу, если скажу, что это так. Ведь кто-то подумает, что мы только за Солодкина сейчас заступаемся. Но можно шагнуть чуть шире, посмотреть, какие обсуждения у нас происходили в парламенте в году текущем и ранее. То, что связано было с экономикой, давлением на бизнес и так далее. Все же говорили о либерализации, причём говорили осознанно, даже прочувствованно говорили: за системой контроль – да, соблюдение правопорядка – да. Но ни в коей мере не ангажированное, тенденциозное подведение под какую-то из статей! Таких случаев очень много по территории государства Российского, к сожалению.

  - Практика такова, что обращения, которые направляются в высокие инстанции, отписываются, как правило, на тех же людей, на которых жалуешься. Вот с этой системой можно что-нибудь сделать через ту же Государственную Думу?

  -- Здесь не работают уже ведомственные инструкции. Пишешь, например, обращение в Генпрокуратуру, а она сбрасывает на областную и говорит: разберитесь. Хотя участником конфликта или предметом несогласия как раз является та сторона, её решения. С одной стороны, это система организации: ну, так привыкли, государство так сшито, а с другой стороны опять же – люди выполняют. Кто подходит лично к этому, в хорошем смысле слова, и начинает критично изучать материалы предоставленные. А кто-то у нижестоящего руководителя, исполнителя спросил: «Там всё нормально?» – «Нормально!». Ну, значит, это «нормально» и ложится в основу ответа, который потом длинной дорогой возвращается из более высоких кабинетов вниз.

  Именно это нужно реформировать. Законов хороших очень много – правильных, нужных, актуальных. Вопрос в другом: живём до сих пор «по впечатлениям». У меня целые папки по таким поводам, не по поводу даже Солодкиных. Переписка со следствием – одна папка, с прокуратурой – другая, МВД – третья. И очень редкие примеры, когда с делом профессионально разобрались. Машина пробуксовывает.

  Система чёрствости, кастовости – она существует. «Я прав, потому что у меня свисток есть». Поэтому заранее заданное отношение, и как раз дело по Александру Наумовичу, оно одно из таких, вы правы. Но все мы ждём решения суда.

- Справедливого и законного…

- А оно другим быть не может, в моих ожиданиях... Александр Наумович принимал огромное количество сложных, выходящих за рамки должностных инструкций решений. Собирал людей, примирял, просил помогать, просил потерпеть. Мне что из этого надо заключить? Что он вселенский «авторитет»? Вот я на любом олимпийском собрании окажусь, обязательно найдётся кто-то, баскетболист или около баскетбола, подойдут ко мне: «Как там? Как там?» Я понимаю, что они каждодневно не звонят семье, не интересуются, передачки не посылают. Но его знают, его вся страна знает!

Беседовали Игорь АРИСТОВ и Андрей ГЛУЩУК

 

 

Николай Харитонов: «ЖДУ, ЧТО В СЕНТЯБРЕ ИХ ОСВОБОДЯТ»

Интервью с депутатом Государственной Думы РФ

  - Николай Михайлович, в 2010 году в своём обращении в суд вы лично поручились за Александра Наумовича Солодкина. Что вас побудило к этому?

  - Я избирался депутатом по Барабинскому 124-му округу, в который входило 22 района и 3 города областного подчинения. Александр Наумович развивал спорт, проводились областные сельские спортивные игры, зимние и летние, а мы соприкасались и помимо спорта. Поэтому я долго не раздумывал. Поддержал этого человека в плане, чтобы его не лишали свободы, и он находился бы под подпиской о невыезде, дома, без ущерба для здоровья и так далее. Я сделал это осознанно. Если бы не был в нём уверен, что он никуда не сбежит, я бы не подписался.

  - В то время вряд ли кто-то мог предположить, что следствие и суд продлятся более пяти лет. За эти годы ваша позиция претерпела какие-то изменения?

  -- Нет, не претерпела. Я знал и его сына Александра, в своё время поддержал его на выборах в городской Совет. Солодкина-отца я, конечно, знал больше. О его какой-то «второй жизни» ничего не могу сказать, моё ощущение, понимание этого человека исходило из непосредственных контактов по работе, по общественной жизни.

  Я был у них в тюрьме в своё время, встречался. По одному приводили и Александра Наумовича, и Александра младшего. Мы просто по-человечески разговаривали. У меня не изменилось мнение. О чём-либо противозаконном в их действиях мне не известно. Я только в одном убеждён: значит, доказательная база несовершенна? Поэтому пять лет доказывают вину и не могут обосновать. Но тогда я не понимаю, сколько же можно человеку там находиться? Недавно из американской тюрьмы выпустили человека, который отсидел 45 лет, а сейчас его признали невиновным…

  - У тех наблюдателей, которые постоянно находились в судебном процессе, возникла уверенность в полной невиновности подсудимых по всем без исключения предъявленным обвинениям. Вы можете сказать, существует ли у нас практика заказных дел и судебных решений? И какого приговора вы ожидаете?

  - Я не читал протоколов допросов, поэтому не могу сейчас говорить о том, что это заказное или умышленное дело, что есть группа какая-то, которой на мозоль наступил Солодкин, его семья. Но я руководствуюсь презумпцией невиновности. А они столько отсидели, что по-любому я жду, что в сентябре их освободят. Но тогда встанет вопрос моральной и материальной компенсации этим людям. Если нет доказательной базы – нет по сути самого состава преступления.

11 июня 2015 года.

 

 

Николай КРАСНИКОВ: «СЛЕДСТВИЕ ПО ЧЕТЫРЕ ГОДА НЕ ДОЛЖНО ВЕСТИСЬ»

Интервью с главой администрации наукограда Кольцово.

  - Николай Григорьевич, ещё не так давно вы сами являлись «объектом» следственных действий, своего рода мишенью для правоохранительных органов. И всё это продолжалось больше двух лет...

  - Без малого четыре года.

  - Как вы сейчас вспоминаете себя в этой роли подозреваемого, обвиняемого?

  - То, что происходило со мной, я с самого начала назвал досадным недоразумением и верил, что оно развеется. Что следственные органы достаточно быстро разберутся в этой ситуации надуманных претензий и обвинений. К сожалению, «недоразумение» затянулось на несколько лет и стоило мне больших физических, моральных затрат. Понятно, что исполнять обязанности главы наукограда мне было сложно в таких условиях. Как человек публичный, политик, я должен был этот удар судьбы нести.

  Трудно человеку находиться под таким прессом. Некоторые коллеги, попадая в похожую ситуацию, расстройство здоровья серьёзное получили, теряли работу, уверенность в жизни. Мне как-то удалось в силу характера – где-то спорт, где-то поддержка жителей наукограда, Совета депутатов Кольцово – справиться с этим. Я знаю ситуацию В.А. Гергерта, которая дошла до суда и кончилась оправдательным приговором. Или Николай Переделкин, мой коллега по Искитимскому району, был отлучён от должности, потерял несколько лет жизни.

  - Следствие по вашему «делу» дошло до обвинительного заключения и потом ещё несколько раз его переделывало. Как вы считаете, на протяжении стольких лет следователи реально не понимали несостоятельность своих претензий или они были ангажированы в такой степени, что просто лепили, сочиняли, комбинировали обвинение?

  - Во-первых, я благодарен прокуратуре, которая на разных уровнях больше шести раз возвращала обвинительное заключение на доработку, не утверждая его. Дело доходило до генерального прокурора и его заместителей, достаточно последовательную позицию занимал областной прокурор Овчинников Евгений Фёдорович. Удалось обратить внимание на непонятную до нелепости трактовку эпизодов, где не было ни корысти, ни пострадавшей стороны.

  Трудно мне судить о мотивах, но сама подготовка оперативных материалов, сам процесс возбуждения «дела», когда опытные, компетентные сотрудники не хотели возбуждать, но потом нашлись следователи… Некоторые из них уже не работают, некоторых первых лиц нет на месте. Также не работают и отдельные сотрудники других органов, которые инициировали это уголовное дело, представив факты недобросовестно, мягко говоря.

  - Давайте обратимся к «делу» Солодкиных – Андреева. Какое оно на вас произвело впечатление?

  - Я знаком с Александром Наумовичем Солодкиным по спорту, по развитию спортивной базы нашего наукограда. И когда я узнал, что ему предъявлен такой шлейф обвинений… Не могу сейчас давать оценку всех фактов, но недопустимо на мой взгляд столько лет вести следствие и сам судебный процесс, при этом содержать людей под стражей. Такие серьёзные обвинения, которые звучали, должны быть уж стопроцентно выверены. Иначе невозможно их выносить в публичную плоскость, в отношении столь известных людей. Аргументация тут должна быть много раз проверена.

  - Применительно к вашему личному опыту хочу спросить, какого окончания вы ожидаете от этого длительного, громкого, тяжёлого «дела»?

  - Я не знаю деталей обвинения, но насколько они были представлены в публичной плоскости, там могли быть какие-то проступки, претензии, но не той тяжести, как заявлялось… Я надеюсь, что судья должна в конце концов разобраться в позициях и следствия, и защиты, и безусловно учесть, что люди уже отсидели по пять лет в тяжёлых условиях. Это ведь жизненная ломка, тем более, если в серьёзном возрасте. Поэтому я желаю и надеюсь, что истина и некая адекватность будет существовать. Я не вправе сейчас давать какую-то оценку. Но уверен, что следствие по четыре года не должно вестись. Если есть что предъявить, всё это должно быть сделано более логично и правильно.

  - Тем паче, примеры оправдательных решений в Новосибирской области были и даже извинения приносились. То есть, ничего фантастического в этом, в принципе, нет, когда после наплыва первоначальных заявлений и обвинений потом ситуация возвращается в правовое русло?

  - По себе знаю: когда идёт возбуждение «дела», существует такой бодрый накат следствия на «объект». Тут запускаются механизмы, которые потом очень трудно отыгрывать. Разные телепередачи, когда говорят о тебе по Первому каналу, как со мной было. Представитель следственного комитета генерал Маркин называет какие-то обобщённые цифры, которые даже не имеют отношения к обвинению, не проверены даже предварительным следствием, но создают впечатление. И мне очень бы хотелось, чтобы тот же Маркин когда-нибудь своим московским государственным голосом принёс извинения. Но это не принято, к сожалению. Я благодарен прокурору Овчинникову, который извинился от имени государства.

  В публичной плоскости иногда могут «гулять» непроверенные факты, которые могут попасть и в обвинительное заключение. Потом они, при профессиональном, пристальном исследовании съёживаются или уходят совсем, пропадают. Но у обывателя, человека, который просто что-то слышал об этом, остаётся ложное представление. В «деле Солодкиных» только суд может и должен разобраться во всех деталях.

Беседовал Игорь АРИСТОВ

 

 

Вячеслав Илюхин: «Я НЕ СЧИТАЮ ИХ ПРЕСТУПНИКАМИ»

Интервью с депутатом Новосибирского городского Совета

  - Вячеслав Викторович, около шести лет назад началось преследование вице-мэра Александра Солодкина. Был арестован Трунов, СМИ провозгласили, что «труновские» совершали заказные убийства, и одновременно у вице-мэра произошли обыски как бы по тому же поводу. Вы к тому времени уже много лет хорошо знали Александра Александровича. Что вы тогда подумали по этому поводу?

  - Мне изначально трудно представить его в качестве преступника и человека, имеющего отношение к убийствам. Судить я, естественно, не могу, я не следователь, но представить Сашу в роли преступника – мне кажется, это дикость какая-то… Но тут дело даже в другом. Вы сами сказали, прошло практически шесть лет. И то, что человек, не признанный виновным, шестой год отбывает наказание в тюрьме, в закрытом каменном мешке, разве это правильно? Должны же быть какие-то допустимые сроки. А если сейчас суд признает, что он не виноват, и как тогда? Откуда такая уверенность-то была у следствия?

  Моё отношение к Александру Александровичу не изменилось. Я как считал его хорошим товарищем, так и считаю. Я как уважал Александра Наумовича, так и уважаю. Я не считаю их преступниками. Это, конечно, моё субъективное мнение, но я думаю именно так. Для того, чтобы признать человека виновным, нужны неопровержимые доказательства. То, что я в этом деле видел из СМИ, разное писали, к этому по-разному можно относиться.

  Более того, даже из тех людей, которые поначалу злорадствовали, были противниками Солодкина Сан Саныча, теперь уже, по прошествию стольких лет, считают его по сути человеком, который несправедливо сидит… Я не уполномочен давать какую-то правовую оценку, кто я такой, но моё мнение не изменилось: преступниками их не считаю.

  - В своём «последнем слове», которое на днях прозвучало в суде, Александр Александрович упомянул, что отказался от возбуждения дела в Европейском суде по правам человека, поскольку «нельзя быть патриотом наполовину». Он надеется на законное и справедливое решение здесь, в нашем суде.

  - Так и мы надеемся, какая может быть Европа! Я думаю, областной суд справедливое решение вынести может, и будет опираться только на факты… Хорошее слово последнее, я его читал. Достаточно убедительное.

12 июня 2015 года.

 

 

Виктор ГЕРГЕРТ: «ЗАКОН И СПРАВЕДЛИВОСТЬ ДОЛЖНЫ СТАТЬ СИНОНИМАМИ!»

Интервью с бывшим вице-губернатором Новосибирской области

  - Виктор Александрович, насколько я знаю, ваша история началась с бани. Где сидели оперативники и обсуждали, что Гергерт и сам не ворует, и другим не дает. Поэтому с ним пора решать.

  - Ну, в принципе, такая история имела место. Я не хочу ссылаться на того человека, который мне предоставил эту запись. Потому что, когда он мне дал ее послушать, то сразу предупредил: «На меня не ссылайся». Он в бане включил диктофон и записал то, что говорили офицеры обо мне. Они говорили примерно так: «Вот сидит там этот крестьянин. Сам не ам и другим не дам! Поэтому вы там вряд ли найдете криминал. Ищите нецелёвку».

  Это было прямое указание, которое я сам слышал на записи. И в дельнейшем всё подтвердилось реальными обстоятельствами жизни, в которых я оказался. Было сфабриковано дело, в котором искали именно нецелевое использование средств.

  - Насколько я знаю, вам вменялось два эпизода: по комбайнам и по жилью.

  - Да, действительно, два эпизода. По комбайнам, которые мы покупали через лизинговую компанию: хозяйства, которые приобрели эти комбайны в лизинг, не смогли или не захотели платить. Ко мне пришел руководитель лизинговой компании Жуков Анатолий Васильевич и спросил: «Что делать, Виктор Александрович?». Я сказал: «Изымать комбайны». И изъяли сто комбайнов. Потом он пришел снова: «Мы изъяли комбайны. Что с ними делать?»

  Я попросил Жукова найти покупателей на эти комбайны через его компанию. Он сказал: «Виктор Александрович, я готов найти, но кто погасит разницу в платежах, которые не платили?»

  Тогда мы посчитали, что это затраты примерно на 36 миллионов рублей. Комбайны стоят намного дороже. Мы обратились в областной Совет. Областной Совет принял решение: выделить эти 36 миллионов для оказания поддержки тем хозяйствам, которые приобретут эти комбайны. Для того, чтобы погасить задолженность.

  Так и сделали. Все сто комбайнов нашли своих покупателей. Этим хозяйствам, которые по лизингу приобрели технику, мы оказали поддержку на сумму задолженности. Деньги из областного бюджета прошли лизинговой компании. Она заплатила их в «Росагролизинг». Все платежи прошли безукоризненно. Копейка в копейку, день в день. Более того я, являясь руководителем этого департамента, не знал о тонкостях и деталях: кто, когда заплатил, сколько. Когда следствие установило, что все деньги, до копейки прошли вовремя, я на суде сказал судье: «Ваша честь, я горжусь просто тем, что сделали мои коллеги. И этот эпизод можно занести в книгу по антикризисному управлению!»

  Все комбайны до сих пор работают, каждый год убирают хлеб. Это вызывает у меня гордость!

  Второй эпизод, с квартирами. Мы оказали поддержку некоторым работникам. В частности это касалось Колыванского района. Позже именно Колыванский прокурор усмотрел нарушения, стал инициатором возбуждения уголовного дела. Я сам написал заявление в управление по контролю за финансовыми ресурсами: проведите проверку и, если необходимо, – возбудите дело. Такая проверка была произведена. Я получил ответ, в котором было написано: «Уважаемый Виктор Александрович, мы вторично проверили документы (ранее была проведена другая проверка). В данном деле нет оснований для возбуждения уголовного или административного дела». И подписано инспектором, если не ошибаюсь, Егоровой.

  Это заключение я приобщил к делу. Следователи его видели. В качестве свидетеля на суд была вызвана эта инспектор. Она свое заключение подтвердила полностью.

  У этого эпизода в моём деле есть очень трагическая составляющая. Она заключается в том, что и прокурор и следственные органы так «наехали» на управления сельского хозяйства в Колыванском районе и наше, областное, что главный бухгалтер управления сельского хозяйства Колыванского района, по-моему, её фамилия была Грекова, не выдержала этого напряжения. Она просто умерла от этого стресса. Также умерла одна из фигуранток этого дела, которая получала финансовую поддержку в рамках программы. Решение суда (не по моему делу) было, чтобы она вернула эти деньги. А как вернет? Она мать двоих детей, без мужа, уже в возрасте. Она не могла вернуть. Она просто умерла. Два человека умерли, я считаю, в результате возникшей стрессовой ситуации в рамках дела, которое не имело под собой никаких юридических оснований.

  - Виктор Александрович, можно ли с вашей точки зрения считать, что возбуждение уголовных дел против вас было первым шагом по целенаправленной компрометации областной власти, действовавшей в тот момент?

  -- Я не берусь делать однозначные заключения, но очень сильно подозреваю, что им не столько я нужен был, сколько нужна была власть. Это была компрометация Виктора Александровича Толоконского. Это была более глубоко инспирированная программа, чем та, в которой я крутился.

  До этого были такие заказные дела по Искитимскому руководителю потребкооперации Переделкину Николаю Викторовичу, а после меня - по руководителю муниципального образования наукограда Кольцово Красникову Николаю Григорьевичу.

  По мне следствие длилось четыре с половиной года. За это время сменилось восемь следователей. И каждый следователь, который приходил, читал уголовное дело и выносил постановление о прекращении уголовного дела в виду отсутствия состава преступления. Но когда постановление шло наверх для утверждения, следователю говорили: «Ты что, такой умный? Копать!» И отменяли постановление следователя. Один этот факт говорит, что дело было просто заказное. Кем-то курируемое, инспирированное, направленное против более высоких деятелей во власти, более высокой системы. Мне так кажется. Может, я ошибаюсь.

  В моем деле было 150 свидетелей. Из всего количества свидетелей претензии ко мне не высказал ни один человек, кроме руководителя контрольно-ревизионного управления финансов, который был инициатором этого дела, который и придумал этот план о якобы нецелевом расходовании средств. Управление финансов тогда возглавлял Горнин Леонид Владимирович. Я не хочу сказать, что это его инициатива. Но совершенно очевидно, что он был инструментом проявления инициативы кем-то более высоко стоящим во власти. Я догадываюсь, кто это. Но мои догадки не могут быть подтверждены документально. Поэтому фамилии называть не стану.

  Судья попросил пригласить в заседание свидетелем на тот момент полномочного представителя Президента в СФО Виктора Александровича Толоконского. Виктор Александрович отозвался мгновенно. Он пришел и дал свидетельские показания, которые совершенно очевидно подтверждали законность всех моих действий. Обо мне он сказал такие слова, что у меня мурашки по коже пробежали. В работе он мне никогда такие вещи не говорил, а в суде сказал.

  После прекращения уголовного дела я подал в суд о возмещении морального ущерба и говорю судье: «Восемь раз меня знакомили с постановлением о прекращении уголовного дела. И восемь раз возобновляли. Это все равно, что восемь раз рубить хвост коту, отрубая по кусочку. И каждый раз это было больно и тяжело».

  Это очевидно была борьба каких-то политических группировок, целью которой было не просто Гергерта сместить, а ставили более высокие политические цели.

  - С вашей токи зрения, что позволяет организовывать такие заказные дела, расследовать их годами и держать в напряжении совершенно неповинных людей?

  -- Мне трудно говорить с точки зрения того уровня, на котором могут быть даны этому оценки. Я думаю, что главная причина в том, что не сформировалась еще система, при которой следствие ведется объективно, когда закон главный, когда руководство реально оценивает происходящее. Когда они перестанут считать, что наша система правоохранительная, судебная настолько объективна, что как есть, так и разберутся. Система не объективна. Она часто действует по заказу. В угоду мнению вышестоящих или просто богатых. Это такая сфера, где не все честно, не все порядочно. И доверия к этой системе до сих пор нет.

  Тот же Николай Викторович (Переделкин) целый год находился в СИЗО, в камерах. Потом сказали: «Извини. Погорячились, ошиблись мы». Но он год жизни потерял в тюрьме.

  Меня, слава Богу, не арестовывали. Я ходил на работу и на допросы. Но даже следователи мне говорили: «Виктор Александрович, осторожнее. Тебя прослушивают. Ты поаккуратнее». Они понимали, сочувствовали, но сделать ничего не могли. Говорили: «Мы же подчиненные. Нам дают команды…» В объемном обвинительном заключении были такие слова: «… реализуя преступный замысел Гергерт в таком-то кабинете…» Я следователю говорю: «Как ты могла такое написать?»

  Она отвечает: «Виктор Александрович, но это же служба». Я говорю: «Подожди, это твоя подпись!»

  А следователь в ответ: «Но я же подчиненная. Надо мной начальство!» К сожалению, это так быстро измениться не может. Требуется время, исторический опыт, нужна зрелость общества, чтобы Закон и справедливость стали синонимами. А пока каждый борется в силу своих возможностей.

  - Что вы думаете об Александра Наумовиче Солодкине и о том, что с ним произошло?

  - Я очень хорошо знаю Александра Наумовича. С огромной симпатией к нему отношусь. Знаю мнение моих коллег – бывших и действующих глав администраций районов. Знаю, сколько он сделал для области в развитии спорта. Помог в строительстве стадионов, проведении каких-то спортивных мероприятий. Все тридцать глав помнят о нем, только как о хорошем человеке, позитивном, созидательном. Это невероятно контактный, коммуникабельный человек. Он найдет общий язык с кем угодно. И его коммуникабельность всегда направлена на позитив. На развитие. Он одинаково поддерживал и спорт высших достижений, и Сельские игры и спартакиады.

  И всё, что происходит сегодня вокруг него, в моем понимании никак не укладывается. Он не мог совершить то, что ему сегодня инкриминируют. Это фарс! Больного, уже немолодого человека, до сих пор держат под арестом. Пусть и домашним. Но это арест. А до этого четыре года тюрьмы. Непонятно, просто ужасно всё, что с ним происходит. Так не должно быть!

Беседовал Андрей ГЛУЩУК